В Тифлисском оперном (казенном) театре в сезон 1880—1881 годов были поставлены «Жизнь за царя», «Русалка», «Руслан и Людмила». Однако подлинным пропагандистом русской оперы, положившим на ее алтарь не только все свои знания, тонкое художественное чутье, но и безоглядно расходуемые личные средства, стал Иван Егорович Питоев (антреприза 1882—1886 годов). Несколько отступя от темы, напомним, что это имя, почти забытое на родине его носителя, прославил в Европе его сын —актер, режиссер, художник-декоратор Жорж Питоев («... только его несказанное мужество позволило выжить современному французскому театру», - писал французский драматург и критик Адамов. Укажем, что театральная карьера Жоржа Питоева в Париже в бытность его студентом юридического факультета началась в организованном его отцом Русском артистическом кружке). В биографических материалах Чайковского, А. Рубинштейна больше фигурирует другой прославленный меценат— Исай Питоев , брат Ивана. Однако на страницах мемуаров М. М. Ипполитова-Иванова «50 лет русской музыки в моих воспоминаниях», где автор неоднократно возвращается к неуемной деятельности Исая Питоева, представляя его как друга и единомышленника, с большой теплотой и искренним восхищением воссоздан портрет еще одного страстного поборника русской культуры, беззаветного служителя Эвтерпы Ивана Питоева. Приход Питоева к руководству оперной труппой с волнением обсуждался на страницах прессы. Взгляды его на музыкальный театр были известны по направленным против итальянской антрепризы критическим статьям, которые за подписью «Экс» печатались в газетах «Тифлисский вестник», «Обзор», а также в издаваемым в течение короткого времени им самим сатирическом Журнале «Фаланга». «Итак, мы без театра до 30 августа, — читаем в газете «Кавказ», — пока Питоев не вступит в свои права ... боимся, не слишком ли много обещаний он надавал — и перестройку театра, и русскую оперу... Опера — слишком дорогая роскошь. Ведь одна ласточка весны не делает — одна г-жа Павловская нам оперы не даст». [5] Намерение о перестройке театра, в самом деле, было более чем рискованным. Выстроенный в 1851 году итальянским зодчим Скудиери, частный театр Габриэла Тамамшева, где ставились оперные и драматические спектакли, был замечательным архитектурным сооружением. Александр Дюма, посетивший в 1859 году Грузию, писал: «За свою жизнь я видел почти все театры, но ни один из них по красоте не может сравниться с тифлисским театром» [6]. Однако жизнь этого театра оказалась слишком короткой; спустя двадцать три года прекрасное здание дотла уничтожил пожар. Театральным труппам было отведено непригодное для работы невзрачное, тесное и душное помещение на Водовозной улице, которое проще было разрушить, освободив место для новой постройки, чем отреставрировать. С другой стороны, для преобразования оперного дела Питоев располагал лишь приглашенной предшествующим антрепренером русской труппой из восьми солистов, среди которых сразу заявила о себе талантливая Павловская. Однако Ивана Егоровича не смущали обстоятельства, при которых он мог полагаться только на себя. Об этом свидетельствует публикация в газете «Кавказ», приуроченная к его официальному вступлению в должность. «Такую затрату, сделанную сверх текущих расходов, не делал ни один из тифлисских антрепренеров, а между тем все они получали от казны вспомоществование... Г-н Питоев не только не получает от казны никакой субсидии, но, напротив, сам затрачивает на улучшение казенного театра из собственного кармана... Что заставило г-на Питоева взяться за такое очевидно убыточное предприятие — мы не знаем... ясно, что г-н Питоев взял театр как любитель из любви к делу и... на свою антрепризу не смотрит как на статью дохода» [7]. «Высшее Тифлисское общество, воспитанное на итальянской кантилене, встретило враждебно его (Питоева. — М. К.) попытки перевоспитать их вкусы, — вспоминал впоследствии Ипполитов-Иванов, начавший службу в грузинской столице во время антрепризы Питоева. — Но Иван Егорович был упрямым и поклялся, что он заставит тифлисцев полюбить Чайковского. Питоев в моем лице приобрел друга и помощника по пропаганде русской оперы». |8] По инициативе Питоева новый оперный сезон открылся «Жизнью за царя», что в дальнейшем стало традицией. Через год М. Ипполитов-Иванов, уже живя в Тбилиси, сообщил в одном из писем, что «здесь не любят «Жизнь за царя» [9]. Однако спектакль, состоявшийся 30 августа 1882 года, вызвал большой энтузиазм среди меломанов. «Театральная зала была битком набита публикой, еще за несколько дней разобравшей все места» — сообщал читателям «Кавказ» [10]. При всей затруднительности положения Питоеву удалось не только ощутимо обновить зрительный зал, но даже преподнести его завсегдатаям сюрприз. Предметом острой ностальгии по сгоревшему театру был уникальный занавес, выполненный по эскизам талантливого художника, большого знатока византийской, мавританской, грузинской орнаменталистики князя Г. Г. Гагарина в бытность его адъютантом при наместнике Кавказа М. С. Воронцове. Случайно уцелевший во время пожара, занавес этот был обречен на потайное пребывание среди заброшенного театрального реквизита. Его случайно обнаружил Питоев и отдал театральному декоратору Стефанини, который, к радости тифлисских старожилов, успел завершить реставрацию к открытию сезона.
Питоев настойчиво привлекал на сцену молодежь с хорошими голосами, которая незамедлительно обнаруживала почти полное отсутствие не только навыков игры, но даже представлений о сценической этике. Однако, по словам Ипполитова-Иванова, все это искупалось «безукоризненно музыкальным исполнением», что, надо сказать, представляет редкость для всех времен. Наверно, и в этом — заслуга Питоева. Он был не только антрепренером, но и режиссером, и, надо полагать, что, распознав в певце потенциал музыкальности, способствовал максимальному развитию этого качества, и получаемый результат удовлетворял самым строгим требованиям.
