Газеты и журналы / Край Смоленский

В 1916 году М. А. Булгаков окончил медицинский факультет Киевского университета. Как известно, в это время шла мировая война, и все выпускники после сдачи государственных экзаменов получили звание "ратники ополчения второго разряда". Было решено использовать молодых специалистов в земских больницах России, а опытные врачи были отправлены в прифронтовые госпитали.
Прежде чем приехать на Смоленщину, М. Булгаков некоторое время проработал в военном госпитале в Каменец-Подольске и Черновицах. Через некоторое время к нему приехала жена Т. Н. Лаппа и стала вместе с ним работать в госпитале медсестрой. Там будущий писатель оперировал гангренозных больных, ампутировал ноги раненым воинам.
В сентябре 1916 года молодой врач был отозван из Черновиц и зачислен в распоряжение резерва чинов Московского окружного военно-санитарного управления. Отсюда он был командирован в Смоленскую губернскую земскую управу, которая находилась в центре города Смоленска на углу улиц Ильинской и Большой Кадетской. Сейчас это трехэтажное здание занимает городская администрация и расположено на улице Октябрьской революции 1 / 2. Здесь в двадцатых числах сентября М. А. Булгаков и получил назначение в Сычевский уезд.
В Смоленске Михаил Афанасьевич и Татьяна Николаевна пробыли сутки. "Там ночь переночевали, а потом в Сычевку, - вспоминала Т. К. Лаппа. - Там ему в Управу нужно было земскую, к начальнику. Очень интересный мужчина такой был (председатель земской Управы М. В. Герасимов - М. С.)" (1, с. 43).
В делах Государственного архива Смоленской области (фонд 249) имеется документ, в котором сообщается: "Губернская Земская Управа командирует при этом в распоряжение Уездной Земской Управы для временного замещения одной из пустующих в уезде вакансий командированного в распоряжение Губернской Земской Управы врача … Михаила Афанасьевича Булгакова…"
Далее в этом письме даются указания об оплате "врачу Булгакову ту сумму, которая назначена в уезде врачам, приглашенным Уездным Земством, т. е. 125 руб. … Причем в доплату к содержанию, получаемому врачом Булгаковым от военного ведомства, Губернской Управой признано необходимым уплачивать этому врачу 185 рублей в месяц при разъездах за счет земства".
Здесь же рекомендовалось: "Службу врача Булгакова в Сычевском уезде Губернская управа будет считать с 27 сентября и просит Уездную Управу тотчас сообщить ей, куда назначен для работы врач Булгаков" (2, л. 54).
Спустя много лет Т. Н. Лаппа (Кисельгофф) вспоминала: "Была жуткая грязь. 40 верст ехали весь день. В Никольское приехали поздно, никто, конечно, не встречал. Там был двухэтажный дом врачей. Дом этот был закрыт; фельдшер пришел, принес ключи, показывает - "вот ваш дом" (3, 114).
Интересно сопоставить это воспоминание с рассказом М. Булгакова "Полотенце с петухами". Здесь мы читаем, что "сорок верст, отделяющих уездный город Грачевку от Мурьинской больницы, ехали мы с возницей моим ровно сутки" (4, т. 1, с. 71). Не день, как у Т. Н. Лаппа, а сутки. И далее: "… и вот я увидел, как заковылял по траве ко мне человек в рваненьком пальтишке и сапожишках…
… Егорыч я, - отрекомендовался человече, - сторож здешний" (4, т. 1, с. 73).
Сторож, фельдшер? Кто же прав? Читаем: "Требовательную ведомость Сычевкой уездной управы на отпуск денег … за октябрь 1916 года" (5) и видим среди трех сторожей имя Ивана Егоровича, того самого, о ком пишет в своем рассказе М. Булгаков.
Как нам представляется, эта деталь очень существенна для анализа жизненной достоверности "Записок юного врача". Писатель создал цикл рассказов, в которых с художественной убедительностью представил читателям провинциальный мир российской глубинки, правдиво отразил переживания молодого доктора.
В то же время нельзя воспринимать "Записки…" как документальные очерки. В рассказе "Полотенце с петухами" мы читаем: "… 17 сентября того же 17-го незабываемого года стоял на битой, умирающей и смякшей от сентябрьского дождика траве во дворе Мурьинской больницы" (4, т. 1, с. 71).
Герой рассказа начинает работать в больнице годом позже. Известно, что будущий писатель приступил к работе в селе Никольском в конце сентября 1916 года.
Этот пример, как мне кажется, свидетельствует о том, что анализ только событийной канвы "Записок юного врача" не может дать полной и достоверной картины о жизни М. А. Булгакова в смоленский период. Для этого необходимо сопоставить различные источники - архивные, мемуарные с художественными.
С 29 сентября 1916 года М. А. Булгаков живет в Никольском. Его предшественница - И. Г. Генценберг, сдав дела новому врачу, 30 сентября 1916 года уехала "для поправления здоровья" (2, л. 53). А до нее трудились здесь врачи Л. Л. Смрчек, В. П. Кутузов и С. И. Шварц.
3-й Никольский земский врачебный пункт был образован в 1898 году. Сначала он находился в селе Воскресенском, а потом был переведен в сельцо Никольское. Вскоре здесь открывается больница, амбулатория и другие подсобные помещения. Она разместилась в двух домах. В первом, бывшем господском доме, каменном, двухэтажном, находилось пять палат и операционная на втором этаже; в нижнем размещались амбулатория, кабинеты врачей и аптека. Позже земство выстроило деревянный одноэтажный дом, где расположилось инфекционное отделение. Рядом стояли два деревянных дома: двухэтажный на две четырехкомнатные квартиры для врачей; одноэтажный - в четыре квартиры для фельдшеров и акушерок, кухня, а также баня с прачечной, часовня (6, с. 11).
Неподалеку от Никольского находилось селение Муравишники, где проживала семья Герасимовых, очень интеллигентная и дружная. Во главе этого дворянского гнезда стоял В. И. Герасимов. Его сыновья пользовались большим авторитетом в Сычевском уезде. Один из них - М. В. Герасимов был председателем уездной земской управы, а потом городской главой, другой, врач В. В. Герасимов, руководил санитарной управой. Здесь же, в Муравишниках, работала церковь, где были свой священник, дьякон, дьячок и пономарь. Видный русский историк Н. И. Кареев, родственник Герасимовых, часто бывавший в этом имении и ребенком, и взрослым в своих мемуарах "Прожитое и пережитое" писал, что "Муравишники были маленьким, замкнутым миром, где редко появлялись совсем ему посторонние люди" (7, с.65).
Друг детства М. А. Булгакова А. П. Гдешинский, восстанавливая в памяти содержание писем, присланных ему в 1916-1917 гг., сообщал сестре Н. А. Булгаковой-Земской: "Это село Никольское под Сычевкой представляло собою дикую глушь и по местоположению, и по окружающей бытовой обстановке, и по всеобщей народной темноте. Кажется, единственным представителем интеллигенции был лишь священник" (9, с.120).
Воспоминания Т. Н. Лаппа уточняют эту информацию. "Я ходила иногда в Муравишники, - рассказывала она Л. Паршину, - рядом село было, - там один священник с дочкой жил" (1, с.46). По предположению М. О. Гудаковой М. А. Булгаков бывал в гостях у Герасимовых до зимы 1916/1917 года. Она совершенно справедливо считает, что с обитателями этого дома юный врач виделся и позже (7, с.54).
Исследователь Ю. Г. Виленский высказывает мысль и о возможном общении будущего писателя с проживавшим в Никольском владельцем хозяйства по разведению коров симментальской породы, специалистом в области зоотехники А. И. Синягиным. Более того, он считает, что "… само наличие подобного экспериментального хозяйства сказалось … на фабуле повести "Роковые яйца" (10, с. 76).
Никольский участок обслуживал девять волостей - Короваевскую, Воскресенскую, Курошевскую, Мальгинскую, Торбеевскую, Гривскую, Егорьевскую и Волочковсковскую. "Пространство участков в квадратных верстах - 650. Число жителей участка - 36583. Расстояние границы участка с места жительства врача. Наибольшее - 24, наименьшее - 7. Местожительство врача, фельдшеров и акушерок село Никольское, при больнице" (2, л.7).
О штатном расписании Никольской земской больницы мы узнаем из документа "Общие сведения по организации врачебной помощи", подготовленного Сычевской уездной управой на запрос врачебного отделения Смоленской губернской управы 18 февраля 1916 года: "… 3) Штатное число врачей в участке - 2; 4) Замещены или вакантны эти должности - одна не замещена; 5) Число сред. Мед. Персонала - 2, фельдшериц - акушерок - 3; 6) Число коек в лечебнице для общих больных - 16; 7) Число коек в лечебнице для заразных больных" (2, л. 10).
М. А. Булгаков возглавил коллектив из 12 человек. Каждый из них мог послужить реальным прототипом "Записок юного врача". Это акушерки - А. Н. Лобчевская и С. А. Лебедева, сторож И. Егоров, фельдшеры В. П. Коблянский и С. И. Иванов, Е. О. Тропикова, Е. Ф. Трошков, С. А. Иванова, сиделки А. Крутова, Е. Иванова, Д. Григорьева, кухарка С. Петрова.
Т. Н. Лаппа хотела работать в больнице медсестрой. Но медперсонал воспротивился этому. "… не захотели, чтобы жена врача там была. Михаил сказал: "Знаешь что, ничего не получается. Они мне сказали, что им это будет неприятно" (1, с. 45), - с горечью спустя десятки лет вспоминала Татьяна Николаевна.
Как уже было сказано выше, врачом-предшественником М. А. Булгакова была И. Г. Генценберг. Судя по документам, ей было тяжело справляться с хозяйственными вопросами. Да и трубностей было много - шла война. За двадцать дней до приезда нового доктора врач И. Г. Генценберг писала просьбу-заявление в Сычевскую уездную управу: "Прошу нам прислать хоть одного военнопленного, так как остался один сторож на всю больницу. Прошу прислать техника, чтобы он хоть раз исправил бы как следует водопровод. Телефон уж недели 2 не работает. Были случаи, когда надо было звонить на роды и к больным и нельзя было дозвониться" (2, л.42).
Много раз в "Записках юного врача" встречается имя Леопольда Леопольдовича. "Прямо гениальный человек был этот Леопольд", - подумал я и проникся уважением к таинственному, покинувшему тихое Мурье Леопольду" (рассказ "Полотенце с петухами") (4, т.1, с.75).
Не случайно юный врач, впервые принимавший роды (рассказ "Крещение поворотом") замечает: "Анна Николаевна под стон и вопли рассказывала мне, как мой предшественник - опытный хирург - делал повороты. И эти десять минут дали мне больше, чем все то, что я прочел по акушерству" (4, т.1, с.89).
Кто же этот Леопольд Леопольдович? Это Л. Л. Смрчек, работавший в Никольской земской больнице врачом с ноября 1902 года по март 1914 года. Родился он в 1873 году, окончил медицинский факультет Московского университета в 1901 году. На земской службе был 12 лет, 5 лет работал в Свеаборгском лазарете, служил в армии. Частной практикой занимался с 1917 года.
В рассказе "Пропавший глаз" М. А. Булгаков сообщает, что за год юный доктор принял 15613 больных. "Стационарных у меня было 200, а умерло только шесть" (1, с.131). На самом деле только за три месяца работы нового врача (октябрь-декабрь) умерло пять человек, а всего он принял 3188 человек. Среднее ежедневное число посещений - в октябре - 31, ноябре - 47,9, в декабре - 47,4. Всего за 1916 год амбулаторных посещений было 15906, то есть цифра близкая к той, о которой сообщает М. Булгаков (11, л.1).
Цифры фантастические, особенно если учесть, что врач был и терапевтом, и хирургом, и глазником, и зубным врачом. Впрочем, здесь нет никакого преувеличения. В "Докладе уездному санитарному совету к годовому за 1912 год отчету по Никольской земской больнице", подготовленном Л. Л. Смрчеком, приводятся следующие факты - Леопольдом Леопольдовичем за год принято 12598 человек, которые сделали 23983 посещения. За это время им осмотрено 41984 человека, госпитализировано 742 человека, из которых выписалось 686 человек (12, л.5-7).
Не случайно фельдшер Демьян Лукич с гордостью и восхищением говорит о Л. Л. Смрчеке: "Он ведь с утра до вечера оперировал", а фельдшерица Анна Николаевна после удачной операции говорит юному врачу: "Очень, очень хорошо… Не хуже Леопольда" (Рассказ "Полотенце с петухами") (4, т.1, с. 74, 81).
В уезде работало несколько врачей, но никто не проявлял столько беспокойства о состоянии больницы, состоянии хорошего психологического климата среди персонала лечебницы, как Л. Л. Смрчек. То он сталкивается с приставом из-за неправильной транспортировки заразного больного, то требует у Санитарного Совета срочного ремонта стационара, "что крайне необходимо для правильного ведения дел в интересах людей, доверяющих нам свое здоровье и даже жизни" (12, л.5-7).
Когда читаешь "Записки юного врача", то с удовлетворением отмечаешь, что предшественник нового доктора был человеком ответственным и заботливым. В сельской больнице был и богатейший инструментарий, и в аптеке только птичьего молока не было: и травы, и патентованные заграничные средства.
И это не было художественным вымыслом. А. Н. Лаппа подтверждает этот факт: "Вы знаете, там всего полно было. Вот уже перед этой войной я в Сибири медсестрой работала - город Черемхово, - так там ничего не было. А тут, в земстве… По крайней мере, Михаил говорил, что и инструмент любой, и все есть. Библиотека даже была, правда, все время заперта" (1, с.45).
Всему этому больница была обязана Л. Л. Смрчеку. Он все время добивался у земского начальство улучшения условий работы врачей и медсестер. В докладе Уездному Санитарному Совету к годовому отчету за 1912 год он просит помочь исправить антигигиенические условия приемной второго врача, не привозить совершенно сырые дрова, так как температура при старых печах в стационаре была ниже 8°, настаивает на установке новых рам, на увеличении числа зимних одеял.
В этом же докладе Л. Л. Смрчек сообщает: "Неудобства относительно лестницы были также; не говоря уже об опасности в пожарном отношении. Эта центральная лестница портит всю больницу, больных носить очень тяжело, т.к. она очень крута, а затем невозможно на подъеме вывернуться с носилками. Кроме того, зимою из нее страшно дует и несет из ожидальни испорченный воздух в госпиталь. Поэтому необходимо в возможно ближайшем времени постройка 2-х ходов снаружи больницы, а эту лестницу совсем уничтожить" (12, л.6). Спустя четыре года, когда врачом в Никольском уже работал М. А. Булгаков, лестница эта продолжала существовать. В рассказе "Тьма египетская" читаем: "Лестница долго скрипела. Поднимался кто-то солидный, большого веса человек" (4, с.117).
Судя по архивным документам, отношения с коллегами по работе у Л. Л. Смрчека сложные. Впрочем, как и с Санитарным Советом Сычевской уездной управы. В больнице работала Агния Николаевна Лобачевская, послужившая прототипом фельдшерицы Анны Николаевны, имя которой часто встречается на страницах "Записок…" М. А. Булгакова.
28 мая 1913 года Леопольд Леопольдович пишет письмо в Сычевку М. В. Герасимову, в котором просит освободить от работы Агнию Николаевну: "Акушерка Лобачевская с самого поступления на службу неоднократно оскорбляла своих товарищей. Потом стала оскорблять и меня, называя меня сумасшедшим, которому надо лечиться. На оскорбления я ответил угрозой, что при повторении этих слов я ей дам по физиономии. 20 и 27 мая она, Лобачевская, позволила себе вновь меня оскорбить за то, что я не захотел перевести ее из палат в заразное отделение или аптеку (по недостатку знаний с ее стороны)" (13, л.56).
В это же время обострились отношения у Л. Л. Смрчека со вторым врачом С. И. Шварц. Вероятно, А. Н. Лобачевская поддержала Леопольда Леопольдовича. 22 августа 1913 года он отзывает из уездной земской управы свое заявление: "Ввиду того, что акушерка больницы А. Н. Лобачевская со времени подачи мною на нее заявления о дерзком обращении резко изменила свое обращение со мною и другими служащими к лучшему и держит себя все время нормально, покорнейше прошу Земскую Управу в Санитарный Совет не передавать и считать его взятым обратно" (13, л.35).
В дальнейшем их отношения были хорошими. Не случайно в разговорах с юным врачом Анна Николаевна постоянно подчеркивает, что он работает "не хуже Леопольда" и ссылается на его опыт.
Судя по документам, она довольно часто меняла место работы: в 1902 году была повивальной бабкой, затем в Холмовской больнице Бельского уезда, в амбулаторном пункте в Стабне Смоленского уезда и, наконец, в Никольской больнице (13, л.22). Агния Николаевна часто конфликтовала с людьми. Впрочем, это косвенно подтверждается и текстом рассказа "Полотенце с петухами".
Она говорит в глаза то, что думает: "Вы, доктор, так моложавы, так моложавы", вмешивается в ход операции: "Зачем, доктор? Не мучайте. Зачем еще колоть? Сейчас отойдет… Не спасете", нервничает: "… с вспыхнувшим, обиженным лицом сейчас же бросилась к столику с сломала ампулу", "акушерка посмотрела на меня дико" (4, т.1, с. 74,79,80).
Отношения юного врача и акушерки были хорошими. Это об А. Н. Лобачевской писал друг писателя А. П. Гдешинский, пересказывая содержание утерянного письма к нему из Никольского: "Еще помню упоминание о какой-то Аннушке - больничной сестре, кажется, которая очень тепло к нему относилась и скрашивала жизнь" (9, с.120).
Именно А. Н. Лобачевская стала прототипом Анны Николаевны из "Записок…" М. А. Булгакова. Можно предположить, что не случайно в рассказе "Морфий" встречается имя Анна: "Итак, три человека погребены здесь под снегом: я, Анна Кирилловна, фельдшерица-акушерка - и фельдшер" (4, т.1, с.157).
Но вот что любопытно - на самом деле фельдшерицу, которая впрыскивала морфий заболевшему Михаилу Булгакову, звали Степанидой Андреевной.
Быть может, есть своя закономерность и в том, что в "Мастере и Маргарите" появляется неожиданный образ Аннушки, которая "уже купила подсолнечное масло и даже разлила его", что, как известно, стало источником трагической судьбы Берлиоза.
В рассказе "Тьма египетская" М. А. Булгаков приводит интересный диалог о враче: "Замечательный доктор был! - восторженно молвила Пелагея Ивановна. … Да, личность выдающаяся, - подтвердил фельдшер. Крестьяне его прямо обожали. Подход знал к ним. На операцию ложиться к Липонтию - пожалуйста! Они его вместо Леопольд Леопольдович Липонтий Липонтьевичем звали. Верили ему…" (4, т.1, с.115).
Оценка очень высокая, но она была вполне заслуженной. В мае 1913 года среди крестьян уезда разнеслась молва, что Л. Л. Смрчек уходит с работы в больнице. Во многих деревнях эта весть взбудоражила крестьян. Они стали собираться на сходы и требовать уговорить врача не покидать лечебницы.
Крестьяне Воскресенской, Гривской, Караваевской волости писали в земство благодарственные письма от "страждущего бедного и темного народа", который благодаря Смрчеку отучился от знахарей и бабок. Она заявляли, что "услыхали нерадостную весть, что всеми любимый наш благодетель врач Леопольд Леопольдович оставляет наш врачебный пункт".
Л. Л. Смрчека крестьяне называли самоотверженным человеком, энергичным, по-отечески относящимся "к больным массам нашего темного люда" (14, л.4, 18-19). Крестьяне Воскресенской волости на своем сходе постановили: "Сычевскому уездному Земскому собранию выразить от глубины души нашу великую благодарность г. Никольскому Земскому врачу Леопольду Леопольдовичу, а также медсоставу перед собранием означенного врача оставить в дальнейшем служить в Никольской земской больнице на развитие им и доблестно поддерживаемое доброе дело для нашего населения" (14, л.4).
Приговоры поступили в земскую управу. На обороте письма Земского гласного от Гривской волости Я. В. Прохорова от 29 мая 1913 года был дан ответ, где указывалось, "что слухи об уходе со службы г. Смрчека являются необоснованными и он желания оставить занимаемую должность Управе не выражает" (14, л.5).
Документы же свидетельствуют, что слухи возникли не на пустом месте. Между Л. Л. Смрчеком и вторым врачом С. И. Шварц возник конфликт. Леопольд Леопольдович оскорбил коллегу словами, "что она принадлежит к той нации, которую он презирает".
27 апреля 1913 года состоялся Санитарный Совет. Там был поставлен вопрос о конфликте между врачами. Так как дело произошло не на служебной почве, то по заявлению врача Санитарный Совет был сорван, хотя врач Смрчек и протестовал. Делегаты фельдшеров, в т.ч. и Смрчек, были удалены и дело передано частному совещанию врачей, где на все обвинения врач Шварц неизменно отвечала: "Это все ложь, это ложь". Слыша ложь врача Шварц, видя пристрастное отношение к себе врачей, врач Смрчек покинул собрание, заявив, что не может служить с врачом Шварц и в недалеком будущем сам уйдет из больницы. (15,л.47).
Недолго еще проработал Л. Л. Смрчек в Никольской больнице. Его отношения со вторым врачом - Софьей Шварц обострились еще больше. 1 октября 1913 года он уехал в трехмесячную научную командировку. Возвратившись, Леопольд Деопольдович 1 февраля 1914 года написал заявление в Сычевскую уездную управу следующего содержания: "Сим имею честь довести до Вашего, Милостивый государь, сведения, что я, не считая возможным дальше оставаться на службе Сычевского земства ввиду нежелания служить совместно с врачом Шварц ввиду систематического нарушения моих прав Управ, как врача, заведующего, оставляю службу…" (15, л. 23).
На заявлении - резолюция от 7 февраля 1914 года: "Разрешить отпуск с 1-го февраля и уволить с 1-го марта. Выслать документы и жалованье 20-го февраля…" (15, л. 23).
Пройдет четыре года и по решению одного из волисполкомов уезда была направлена просьба Смрчеку быть врачом Никольской больницы. Но тот отказался, так как в "Сычевской больнице больше возможности совершенствоваться в хирургии" (16).
20 января 1921 года Л. Л. Смрчек назначается заведующим отделом здравоохранения Сычевки и вскоре умирает. 15 июля 1921 года в уездной газете "Знамя коммунара" была опубликована заметка, вкоторой сообщалось, что "9 июня в с. Воскресенском любителями драмкружка дан спектакль в пользу семьи умершего врача Л. Л. Смрчека". Было собрано 752 тысячи 448 рублей (17).
Прототипами для М. А. Булгакова послужили не только люди, работавшие с ним. Узнаваемы названия мест, где ему по долгу службы приходилось бывать. Действие происходит в повести "Роковые яйца" и в ранних рассказах то в Грачевке, то есть в Сычевке, то в деревнях Дульцево, Грищеве - Гришково, то в Вознесенском - Воскресенском - в нынешнем поселке Днепровское.
Больницу он называет по-разному: то Мурьевской, то Мурьинской по названию близкого к больнице имения, где жили его товарищи по работе Герасимовы, Муравишники. И только однажды в рассказе "Стальное горло" упоминается Никольский пункт - больница.
"Записки юного врача" были написаны М. Булгаковым от первого лица. Но они менее всего напоминают документальные очерки или личный дневник. На самом деле это художественные произведения, где писатель очень точно и убедительно рассказывает о первых шагах начинающего доктора, о его переживаниях, встречах с людьми другого социального слоя, крестянами, с которыми до приезда в Мурьево он никогда не общался.
Внутренние мотивы самоотверженного поведения юного лекаря совсем не связаны с народопоклонством, что характеризовало деятельность многих интеллигентов дореволюционной России. Вчерашний выпускник университета, любящий книги и искусство, городской житель, он с первых дней своей лечебной работы все свои духовные и физические силы отдавал спасению незнакомых и далеких ему по мировоззрению людей.
Что двигало юным врачом? Врачебный долг, основу которого составляет внутренняя потребность спасения больных. В одном из рассказов М. Булгаков так и писал: "Останавливаясь у постели, на которой, тая в жару и жалобно дыша, болел человек, я выжимал из своего мозга все, что в нем было. Пальцы мои шарили по сухой, пылающей коже, я смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, слушал как таинственно бьет в глубине сердце, и нес в себе одну мысль - как его спасти? И этого спасти. И этого! Всех!" (4, т.1, с.101).
В этих словах нет патетики, как это может показаться несведущему читателю. В них - глубокая художественная правда образа юного лекаря.
Работа сельским врачом в далекой российской деревне помогла М. Булгакову еще глубже узнать свой народ, его великие достоинства и недостатки, снижающие его величие. Друг писателя А. П. Гдешинский, вспоминая содержание писем Булгакова, присланных из Никольской больницы, сообщал Н. А. Булгаковой-Земской: "Миша очень сетовал на кулацкую, черствую натуру туземных жителей, которые, пользуясь неоценимой помощью его как врача, отказали в продаже полфунта масла, когда заболела жена…" (9, с.120).
Спустя много лет, в письме Правительству СССР, М. А. Булгаков объясняя характер своего художественного дара, заметил, что в его "сатирических повестях: черные и мистические краски (я - мистический писатель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противопоставление ему излюбленной и Великой Революции, а самое главное - изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина"(19, 175).
Письмо это было написано в марте 1930 года. Но если внимательно прочитать "Записки юного врача", то легко обнаруживается художественное подтверждение данной декларации. Не народопоклонство - главные побудительные мотивы вчерашнего студента-медика, а обостренная врачебная совесть и обнаженная любовь к отдельному страждущему человеку. В рассказе "Вьюга" М. Булгаков так передает внутреннее состояние сельского врача: "… Жизнь моя какая трудная… - размышляет он ночью в санях, возвращаясь с несчастного случая. - Люди сейчас спят, печки натоплены, а я опять и вымыться не мог. Несет меня вьюга как листок. Ну, вот, я домой приеду, а меня, чего доброго, опять повезут куда-нибудь. Так и буду летать по вьюге. Я один, а больных-то тысячи" (4, т.1, с.107).
Юный доктор - не автопортрет М. Булгакова. Это художественный образ. Но он удивительно похож на автора. И в этом нет ничего удивительного. Его жена Т. Н. Лаппа вспоминала: "Никогда я не видела его раздраженным, недовольным из-за того, что больные досаждали ему. Я не слышала от Михаила никаких жалоб на перегрузку и утомление. Он пользовался большим авторитетом. Нередко пациенты приезжали к нему из отдаленных сел, не входивших в его ведение… За короткое пребывание в Земстве … Михаил заслужил уважение и любовь не только со стороны медицинского персонала, но и многочисленных больных" (10, 93).
Живя в Никольском, М. А. Булгаков периодически выезжал то в Сычевку, то в близлежащие деревни, то в Москву и в Саратов и Киев. Об этом свидетельствуют не только воспоминания его близких, но и косвенно и архивные документы. Начиная с октября 1916 года, свою зарплату и сотрудников больницы получал доктор М. А. Булгаков, о чем свидетельствует собственноручная подпись доктора за этот месяц в ведомости. В декабре же в Требовательной ведомости подписи Булгакова за выданные деньги не имеется.
Видимо, в это время юный доктор отсутствовал. Именно поэтому Годовой отчет за 1916 год (11) составлен и подписан другим лицом. Это было своеобразным нарушением сложившихся правил - все отчеты подписывал первый врач. Быть может, отсутствием врача объясняется тот факт, что в декабре 1916 года в больнице умерло 4 человека, а в октябре, первом месяце работы М. А. Булгакова в Никольской земской больнице, умер всего один человек (11, л.1).
Накануне отъезда из Никольска М. А. Булгаков получил документ о проделанной им работе: "Выдано настоящее удостоверение Врачу Михаилу Афанасьевичу Булгакову в том, что он с 29-го сентября 1916 года и по 18 сентября сего 1917 года состоял на службе Сычевского земства в должности Врача, заведовавшего Никольской земской больницей, за каковое время зарекомендовал себя энергичным и неутомимым работником на земском поприще. При этом по имеющимся в Управе сведениям, в Никольском участке за указанное время пользовалось стационарным лечение 211 чел., а всех амбулаторных посещений было 15361.
Оперативная деятельность врача М. А. Булгакова за время его пребывания в Никольской больнице выразилась в следующем: было произведено операций - ампутация бедра 1, отнятие пальцев на ногах 3, выскабливание матки 18, обрезание крайней плоти 4, акушерские щипцы 2, поворот на ножку 3, ручное удаление последа 1, удаление атеромы и липомы 2 и трахеотомий 1; кроме того, производилось: зашивание ран, вскрытие абсцессов и нагноившихся атером, проколы живота (2), вправление вывихов; один раз производилось под хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после огнестрельного ранения.
Председатель Управы Федор Строганов" (6, с.17).
Это удостоверение было выдано Сычевской уездной земской управой 18 сентября 1917 года. 20 сентября М. А. Булгаков приступил к работе в Вяземской городской земской больнице, где возглавил инфекционное и венерическое отделение. Здесь трудились опытные врачи и фельдшеры: заведующий больницы был Б. Л. Нурок, делал хирургические операции, Н. Н. Тихомиров заведовал хирургическим и родильным отделениями, фельдшер В. И. Чоп и фельдшерица К. И. Сосновская и другие служащие.

Михаил СТЕКЛОВ, профессор СГПУ
© "Виртуальный Смоленск"