Вступление

Два совершенно различных христианства сосуществовали в Х веке на Византийской почве.

Одно - «христианство» богатых и знатных, видимое, насаждаемое и поддерживаемое государством. Его иерархия растворяется в придворном чиновничестве, самое богослужение является копией торжества «Выхода базилевса», вторая половина приходится на долю античного театра.

Второе христианство – апостольское, скрытое, всегда гонимое, но никогда не умирающее, презрительно названное богомильской ересью, верующие которого все сознательны, большинство – почти мученики.

Оба христианства находятся в состоянии вражды, строгой обособленности, и оба независимо одно от другого хотят распространиться на мир варваров. Оба делают это, хотя и по различным мотивам и различными способами.

Первое «христианство» стремится к распространению, ибо тесно связанное с ним государство, не будучи в силах покорить северных варваров, ищет способов хотя бы путем «крещения» усмирить, обезвредить их. Для налаживания регулярной торговли с севером, для использования богатейшей страны сырья (невольники, пушнина, мед), для создания мощного потребительского рынка – христианизация не только желательна, но и необходима. В IX веке была крещена Болгария и другие балканские народы; в Х веке Византия всеми силами ищет путей на север, к Киеву. К этому стремлению Византии назревает встречное стремление в среде самого варварства, но среди варварства привилегированного (то есть правителей), никогда не самого народа, очевидно, не имевшего никаких оснований приветствовать это стремление. Все чаяния государственно мыслящих варваров находились осуществленными в практике жизни Империи. Со смешанным чувством восхищения и зависти относились они к ее мощи и величию. Не все понимая, но многое интуитивно предугадывая, они с глубоким интересом наблюдали за ее жизнью. Недосягаемое величие Империи влекло к себе, как магнит, все их темные (с религиозной точки зрения) государственнические инстинкты, еще недавно только возникшие.

Конечно, это взаимное стремление рано или поздно встречалось с неизбежным конфликтом: конечная цель Византии превратить страну в колонию, сначала хотя бы через посредство зависимой церковной иерархии, не совпадала с «варварской» целью превратить страну с помощью автокефальной церкви в собственную империю, равномощную Византийской. Мы увидим сейчас, что в этом находится ключ к пониманию политической истории крещения, столь богатой самыми неожиданными событиями, но по существу только различно выражающими этот самый конфликт.

Но одновременно с этим деятельно распространяется и второе, апостольское христианство. Оно не приносит своим появлением никаких материальных и политических благополучий. Напротив. Следом за ним всегда появляются политические осложнения, гонения со стороны государства, неизбежность жертв и лишений. Но оно стремится к распространению, ибо считает себя церковью учеников Христа, учившего апостолов «быть ловцами человеков», и давшего завет с распространения Благовествования по лицу всего света. На примере Болгарии IX века мы можем наблюдать одновременное появление обоих этих течений,– не перестающих враждовать и на новой почве с тем же разделением сил и партий. Православие, религиозный византизм – с богатыми и знатными, с государством. «Ересь» богомильства, с которым первое борется всеми средствами, но всегда безуспешно,– в самой гуще сначала полуязыческого еще народа.

Нас специально интересует тот же процесс проникновения обеих традиций в Х–XI веках на Русскую равнину, к внешней и политической истории которой мы и приступаем.